Великий Неизвестный

Миссиорнерские труды св. равноапостольного Николая Японского - особая страница истории Русской Церкви. Пример его служния - это яркие страницы в истории православия, которые необходимо подробно изучать и популяризировать.  Эта мысль рефреном звучала на форуме в Николо-угрешской семинарии, посвященном исследованию научного и духовного пути одного из ведущих миссионеров Русской Православной Церкви. В чем же уникальность и самобытность этого человека, чем его наследие может быть полезно сегодня?  Об этом размышляют богословы, историки, культурологи и японисты.

Историк, религиовед, культуролог

«Личность святого Николая Японского соизмерима с личностями святых Патриарха Тихона и праведного Иоанна Кронштадтского, — заявил ЖМП профессор института стран Азии и Африки при МГУ Виктор Мазурик. — Его хорошо знают не только в Японии, но и Южной Африке (где есть посвященное ему братство), в Греции и в США. Но в России он до сих пор Великий Неизвестный».

 «Уникальность миссионерского опыта равноапостольного Николая в том, что за достаточно короткий срок святитель  создал автономную Церковь. Благодаря ему, японцы восприняли Православие как свою веру, не противоречащую лучшим проявлениям национального самосознания. Вот почему в годы вынужденного  разрыва отношений  с Русской Православной Церковью, Церковью-Матерью, Японская церковь оказалась жизнеспособной. Жизнь и служение святителя Николая Японского разрушает стереотип о том, что невозможно проповедовать истинную веру и находить последователей Христа среди народов, враждевбно настроенных по отношению к Православию, — сказал ЖМП ректор Николо-Угрешской духовной семинарии игумен Иоанн (Рубин). — Святой Николай — живой пример твердой веры и действенной проповеди. Особеностью его миссионерской работы также было широкое привлечение к проповеди Евангелия и устроению Православного богослужения мирян-катехизаторов. Создание такой, выражаясь современным языком, обширной миссионерской сети, охватившей всю Страну восходящего солнца, во многом способствовало взращиванию семян веры в сердцах людей».

Святитель Николай приехал в Японию в 1861 году, не самое благоприятное для проповеди время. Дремлющая под «железным занавесом» страна на 250 лет отгородилась от всего иностранного. Под его покровом за принятие христианства полагалась смертная казнь. Такую память оставили о себе европейские миссионеры. «Прибыв в островное государство в XVI веке, они смешивали религию с политикой, пытались вмешиваться в дела светского управления, интриговали при дворе князей, использовали ложь и подкуп, — поделился своими исследованиями проректор по учебной работе Николо-Угрешской семинарии, кандидат богословия Валерий Духанин. — Придерживаясь принципа «цель оправдывает средства», иезуиты привлекали к себе подарками и несбыточными обещаниями, не гнушались ложными чудесами и фокусами с использованием научных достижений европейцев». Европейские торговцы относились к местному населению с ненавистью и презрением. Открыто похищали к себе на корабли японских женщин, а португальцы даже продавали японцев в рабство в Индию.

Неудивительно, что в сознании японцев слова «христианин», «европеец», «грабитель», «колдун» на какое-то время стали синонимами. Иеромонаху Николаю предстояло развеять это предубеждение. До восстановления императорской власти и начала эпохи Мэйдзи — «просвещенного правления» — оставалось около восьми лет. Пока же в стране по-прежнему правили представители военного дворянства — сёгуны, захватившие власть семь веков назад.

Эти восемь лет иеромонах Николай (Касаткин) посвятил изучению языка, истории, культуры и религиозным верованиям японского народа. «Своим занятиям он уделял ежедневно по 14 часов. Кроме того, он посещал выступления рассказчиков, в популярной форме доносящих до простого народа самые разные исторические сюжеты и литературные произведения и часто приходил в буддистские храмы, чтобы послушать проповеди буддистских бонз», — отметил в своем докладе сотрудник посольства Японии в России и переводчик Алексей Потапов.

Поставив перед собой цель стать для просвещаемого народа своим, святитель преуспел настолько, что, по замечанию японской печати, знал историю и культуру Японии лучше многих японцев. Он был чуть ли не «единственным христианским миссионером, обладающим в эпоху Мэйдзи таким глубоким пониманием Японии» ¹, — пишет известный японский исследователь Кэнноскэ Накамура.

«Современник святителя ученый-японист Дмитрий Позднеев писал, что у Николая Японского был сильный иностранный акцент, однако это не мешало японцам понимать его, — продолжил Алексей Потапов. — Поскольку богатый словарь и легкость построения фраз давали его речи силу, приводившую в восторг всех японцев. Фразы были краткие, обороты самые неожиданные, но чрезвычайно яркие и сильные».

Результаты своих исследований святитель Николай изложил в ряде работ («Сёгуны и Микадо. Исторический очерк по японским источникам», «Япония с точки зрения христианской миссии», «Докладная записка директору Азиатского департамента П.Н.Стремоухову» и др.), планируя объединить в их одну книгу. «Эти исследования использовали и советские ученые-востоковеды Евгений Поливанов и Андрей Кононов. Они чтили святителя Николая Японского и считали его своим учителем», — отметил Виктор Мазурик.

Учитывая опыт таких выдающихся миссионеров, как преподобный Макарий (Глухарев) и святитель Иннокентий (Вениаминов), отец Николай понимал, какое значение в отношении к нему японцев имеет знание их национальных черт и особенностей. И поэтому тщательно изучил их.

Об этом участникам конференции подробно рассказал клирик Рязанской епархии священник Михаил Серопегин. Так, по мнению иеромонаха Николая, лучшей национальной чертой японцев был патриотизм, их желание служить Родине, рассудительность, стремление всё постичь рационально и вместе с тем развитое эстетическое чувство, чувство прекрасного. «Он также оценил японскую дисциплинированность, их стремление к строгому соблюдению законов. В его дневнике есть запись: “Формалисты эти японцы! Но это же и хорошая черта их, и сила их: закон они исполняют точно и аккуратно”, и еще: “Японцы одарены также способностью заимствовать от иностранцев всё хорошее”», — отметил отец Михаил.

Любовь японцев к чтению и образованию не подтвердили в глазах русского миссионера-исследователя расхожее мнение европейцев о невежественности восточных народов. Святитель говорил, что в Японии верующим и оглашаемым прежде всего нужно давать книгу, написанную на их родном языке. Непременно с хорошим слогом, тщательно, красиво и дешево изданную. Он считал, что печатное слово должно быть душою миссии.

«Но, конечно, святителя более всего интересовало отношение японцев к религии. Однако равнодушие многих из них к вечным вопросам человеческого бытия огорчало миссионера, — продолжил отец Михаил Серопегин. — Он писал, что японцы в большинстве своем люди добрые, симпатичные и в поведении, пожалуй, безукоризненные, но спит высшая сторона души, составляющая подобие Божие, — дух».

Причину этого святитель видел в несостоятельности традиционных японских религиозных верований: «Здесь атеизм высших обществ и индифферентизм низших происходит прямо и положительно от недостаточности религиозных учений, от того, что народ исчерпал их до дна, и они больше не удовлетворяют его»². «Японский народ слишком умен, развит и свеж, а его религии слишком отсталые и нелепы, чтобы могли удовлетворить его», — писал святитель Николай ²

Однако, в отличие от западных миссионеров, он не пошел по пути резкого обличения традиционных верований. По его мнению, эти религии всё же воспитали положительные качества национального характера японцев, подготовили их к христианству. «Три доселешние няньки японского народа, каждая воспитала в нём нечто доброе: синто (синтоизм. — Ред.) — честность, буддизм — взаимную любовь, конфуцианизм — взаимное уважение. Этим и стоит Япония. Но пора уже Японии узнать своего Отца Небесного» ³

Вот почему в своих проповедях отец Николай не уставал терпеливо объяснять японцам происхождение и несовершенство трех языческих религий. Признавая их роль, святитель сравнивал их с лампой: «Лампа — очень полезная и даже необходимая вещь вечером или ночью, — объяснял он. — Но никому и в голову не придет зажигать ее днем. Так и буддизм, и синтоизм хороши при отсутствии христианства, при незнании Истинного Бога, с появлением же этого знания они должны уступить» ⁴.

Миссионер

Валерий Духанин подробно остановился на основных принципах миссионерского служения святителя Николая. К тем, что мы уже перечислили выше — глубокое знание культуры и языка народа, лояльность к традиционным религиям, — добавим невмешательство в политику, полная искренность и открытость, никаких искусственных приемов, никакой фальши, интриг или обмана ради видимой выгоды, серьезная подготовка к крещению. Это и терпимое отношение к инославию — католичеству и протестантизму, адепты которых вопреки своим проповедям о любви ненавидели друг с друга, приводя в смущение японцев. Святитель советовался со своей японской паствой по тем вопросам, которые имели ключевое значение для воцерковления японцев. Например, при переводе Священного Писания и богослужебных книг ряд трудностей был связан с тем, что многие иероглифы на протяжении веков использовались буддистами и синтоистами. Это придавало некоторым японским терминам определенный нехристианский смысловой оттенок, что делало рискованным их употребление в православном контексте. В таких ситуациях святитель рассылал перевод того или иного стиха или понятия по приходам, прося духовенство и мирян высказаться о восприятии перевода.

Православная духовная миссия, открытая по инициативе святителя Николая в 1870 году, была неразрывно связана с образованием и подготовкой будущих японских пастырей. Для этого святитель открыл духовную семинарию с программой по типу российских семинарий без классических языков (но с изучением русского языка), где владыка преподавал догматическое богословие. Лучшие ученики направлялись в духовные академии России. Он также основывал катехизаторские училища с трехлетним курсом обучения. А выпускницы женской духовной школы, открытой при православной миссии помимо религиозного образования учились певческому искусству, кулинарии и рукоделиям. Как правило, они становились женами священников и катихизаторов и были хорошими помощницами в просвещении японок. Из них выходили и певчие для церковного хора.

Кроме того, при больших приходах были организованы «женские дружеские общества». Их члены — православные японки — рассказывали на собраниях общины жития святых, истории из Священного Писания, объясняли смысл молитвы или христианского праздника. Эти собрания привлекали новых членов и воспитывали участников в духе христианского благочестия.

Война

Часом истины для святого Николая и его паствы стала русско-японская война. Патриотизм православных японцев вступил в противоречие с благодарностью к России, принесшей им православие. Японская печать огульно обвиняла их в предательстве. Были также зафиксированы нападения на дома православных христиан. Но, несмотря на очень тревожную обстановку, владыка Николай остался со своей взволнованной паствой. На все православные приходы Японии он разослал письма с благословением выполнять свой долг перед Родиной вместе со всем народом, молиться о даровании победы императорскому войску, но воевать не по ненависти к врагу, а защищая свое Отечество. Но сам на время войны отказался от участия в общественных богослужениях, так как русский гражданин и патриот не мог молиться о победе Японии над Россией.

Есть один яркий показатель, который наглядно свидетельствует о силе молитвы и веры святого Николая и доверии к нему японцев. «В первый год войны, 1904-й, крестилось 656 японцев. Война, по мнению владыки, принесла “своего рода пользу уяснением положения в Японии Православной Церкви” ³, показав, что православная вера далека от политики и не связанна с Россией, разбив господствующее в Японии заблуждение о том, что русский император является главой Православной Церкви», — отметил отец Михаил Серопегин.

Дневники

Все без исключения выступающие ссылались на дневники Николая Японского, которые стали доступны только после его смерти. Никто из тех, кто встречал или общался с этим высоким, сильным, решительным, уверенным в своих действиях человеком, не мог предположить, сколько душевной горечи вылито на страницы его личных записок. Иначе как ежедневным самоанализом своих поступков эти строки назвать нельзя. Он укорял себя за каждый просчет, за свои недостатки (у владыки был вспыльчивый характер, с чем он усиленно боролся), мучился постоянными сомнениями в успехе миссии, горько сетовал на человеческие слабости катехизаторов, тяжело переживал внутренние проблемы растущей Японской Церкви.

Так, во время второй поездки святителя Николая в Россию отец Павел Савабе (тот самый самурай, что когда-то пришел убивать святителя Николая, а стал первым крещеным Японской Церкви, а затем и священников) вместе со своими сторонниками организовал «Общество стремящихся к справедливости». Его члены ратовали за полную независимость от Русской Церкви. Но только святитель Николай понимал, это стремление из-за духовной и материальной слабости тогдашней Японской Церкви приведет к расколу. Святитель Николай тяжело перенёс это предательство, записав в своем дневнике: «Так-то прочно и цветуще дело христианской проповеди здесь, если самый первый и прославленный плод этакой гнилой!» ³. Владыка закрыл общество, а зачинщиков строго наказал. В частности, отец Павел был переведен из Токио на дальний приход, а катехизаторы или уволены, или распределены на другие приходы.

В отчаяние приводили святителя низменные пороки своей паствы — их алчность, жажда материальной наживы и отсутствие возвышенных идеальных устремлений: «При чтении писем катехизаторов и священников со мной чуть не было истерики, ударил по столу так, что лампа загасла… Вскрикнул неистовым голосом: “О, Боже мой, Боже! Это мученичество, терпение не может тянуться бесконечно — лопнет, вот и у меня нет больше его, всех тут можно купить и продать, всё только деньги и деньги”» ³.

В подтверждение этих слов святителя профессор кафедры миссиологии ПСТГУ Алексей Смулов привел несколько примеров из жизни паствы. В одном случае прихожане попытались продать церковный дом, а вырученные деньги положить в банк на десять лет под проценты и жить «в достатке». В другом один катехизаторов, автор благочестивых брошюр о высоте духовного служения, при зарплате выше священнической в несколько раз завышал суммы счетов за печать этих брошюр, выписывал фиктивные счета.

Однако, несмотря на обстоятельства, святитель не позволял себе впасть в уныние, парализующее волю, и сохранял оптимизм и работоспособность, обращаясь за помощью к Богу: «Пусть и целые церкви отпадают, катехизаторы уходят, священники гниют, — стоять и работать бодро, не обращая ни на что внимания, не давая себе падать, уходить в уныние, гнить бездеятельностью, — то и будет подчинение воле Божией» ³. Он преодолевал посещавшее его порой желание уехать в Россию, потому что боялся нарушить волю Божию, которая привела его на Японскую землю.

Переводчик

Однако независимо от загруженности, неурядиц и проблем, владыка находил время для перевода Священного Писания и богослужебных книг, о чем ему прежде всего говорил святитель Иннокентий (Вениаминов), с которым они вместе коротали зиму в Николаевске на пути иеромонаха Николая в Японию.

«За свою жизнь владыка перевел на японский язык все книги Нового Завета, частично Ветхий Завет, включая всю Псалтирь, все тексты, используемые на богослужении в качестве паремий, и весь корпус богослужебной литературы. Святитель с нуля составил японский словарь христианских терминов», — сообщил участникам конференции сотрудник посольства Японии в России и переводчик Алексей Потапов.

Ему помогал всего один человек, молодой катехизатор, горящий желанием проповедовать, по образованию лингвист, Цугумаро (Павел) Накаи. Владыка познакомился с ним в Осоко и пригласил в Токио, заметив, что там для Павла есть работа. «А когда молодой человек приехал в Токио, владыка сказал: «Сам Бог выудил тебя как удочкой, тебе никуда не деться, как б ты ни трепыхался», — сообщил Алексей Потапов.

Для переводов владыка использовал одновременно греческий, славянский, русский тексты, Вульгату (латинский перевод Священного Писания около 345–420 годов), а также экзегетические творения святых отцов.

«Святитель Николай создал целую школу переводчиков, в том числе и из студентов Токийской семинарии, — сказал ЖМП Виктор Мазурик. — Благодаря этому японцы познакомились с лучшими произведениями Пушкина, Гоголя, Лермонтова, узнали Достоевского. В то время японские священники очень хорошо знали русский. У меня была возможность ознакомиться с архивами одного из провинциальных православных храмов в Японии. Там в дневнике местного настоятеля-японца того времени, который писал на русском языке с «ъ», есть такие строки: «О-охоньки, погоды-то какие нонче стоят. На огороде всё так и прет…» Я читал это и буквально не верил своим глазам».

«Он был для японцев всё равно что Кирилл и Мефодий для нас, но в одном лице, — признался корреспонденту ЖМП Алексей Потапов. — Горел своим делом, не жалея себя. Как специалист я хочу сказать, что переводы такого объема и сложности может сделать только группа хорошо подготовленных переводчиков, и у них на это уйдет ни один десяток лет».

По данным современного японского исследователя профессора университета Иокогамы Мицуо Наганавы, святитель Николай Японский оставил потомкам собор, 8 храмов, 175 церквей, 276 приходов, вырастил одного епископа, 34 священника, 8 диаконов, 115 проповедников. В семинарии в Токио обучалось 98 семинаристов. Ежегодно совершалось более тысячи крещений. Общее число православных верующих достигло 34 110 человек. По данным настоятеля храма Воскресения Христова в Хакодате иерея Николая Дмитриева, в Японии сейчас 72 православных храма и около 30 тысяч православных японцев.

На телемосте, который состоялся в рамках конференции, глава Японской Православной Церкви Митрополит Токийский и всей Японии Даниил подчеркнул, что «святитель Николай Японский оставил в Японии удивительные дары духа. Этот дух и ныне жив в Японской Церкви и в японском обществе, и мы надеемся, что он будет сближать наши народы и впредь. Все мы, я думаю, согласны, что Николай Японский положил основу тесным взаимоотношениям между нашими странами, которые являются не только ближайшими соседями, но которых теперь соединяет вот эта общая духовая традиция. Ведь в основе этого духа лежит не политика или экономика, а любовь, и именно она позволяет затронуть наиболее глубокие стороны человеческого существования и человеческой личности».

Справка

Иван Дмитриевич Касаткин родился 1 августа 1836 г. в с. Береза Вельского р-на Смоленской губернии в семье сельского диакона. Закончил Вельское духовное училище, а затем в 1856 г. и Смоленскую семинарию. Учился в Санкт-Петербургской духовной академии до 1860 г. В этом же году пострижен в монашество с именем Николай. В 1861 г. прибыл в Японию в качестве настоятеля консульской Церкви в г. Хаккодате. В 1869 г. приехав в Петербург, добился разрешения открыть духовную миссию в Японии (с 1871 г.). В 1870 г. возведен в сан архимандрита. В 1875 г. — рукоположен первый японский православный священник. В 1891 г. — освящение знаменитого Воскресенского собора в Токио. 1912 г. — кончина равноапостольного Николая. В 1970 г. архиепископ Николай (Касаткин) был прославлен в чине равноапостольных святых.

Примечания

1. Накамура К. Дневники святого Николая Японского.// Дневники святого Николая Японского в 5-ти томах. – СПб.: Гиперион, 2004. С. 38.

2.“Я здесь совершенно один русский…” Письма Ревельского епископа Николая (Касаткина) из Японии. – СПб., 2002. (стр. 107 и стр.131).

3. Дневники святого Николая Японского в 5-ти томах, СПб.: Гиперион, 2004.

4. Сергий (Страгородский), архим. По Японии. (Записки миссионера). – М.: Крутицкое Патриаршее Подворье, 1998. стр. 51–52.