Выставка храмов самобытного архитектора-самоучки открылась в Москве

В Музее архитектуры (МУАР) представлены работы никому не известного зодчего Николая Лёвочкина. Большую часть жизни он проработал машинистом метрополитена, а уйдя на пенсию, стал мастерить из подручных материалов (шахматных фигур, люстр с «висюльками», дешевых будильников), настольные деревянные храмы, дворцы и часовни, расставляя их вдоль стен в своей квартире. По его собственным словам, стимулом к этим произведениям послужило желание воссоздать храм Христа Спасителя. Вернисаж вызвал полярные оценки профессиональных архитекторов.

О существовании произведений Николая Лёвочкина никто никогда не узнал бы, не приди родственникам в голову мысль передать их после его смерти в Московский музей архитектуры (МУАР). Николай мало общался с окружающими людьми, а после кончины жены и вовсе «затворился» от мира. Говоря о нем, сослуживцы и соседи утверждают, что это был «тихий и замкнутый» в себе человек и не могут вспомнить никаких подробностей о его жизни. Но на выставке его работ, напоминающей сумрачный грот, где освящена  только сжатая ширмой папирусных стен экспозиция, вы чувствуете, что в прямом смысле заглядываете в «потемки чужой души». И невольно удивляетесь, какой красивой, открытой и чистой она была.

За 22 года Николай Лёвочкин создал 32 произведения, объединив их в цикл «Деревянное зодчество». Среди его работ доминируют православные храмы, высота самого крупного - 2,5 метра (Московский собор). Можно ли считать все это произведением искусства и если да, то к какому направлению отнести?

«Безусловно это можно назвать искусством, - считает куратор выставки, архитектор Сергей Ситар. - Профессиональное искусство пережило революцию в 20-м веке. В результате границы того, что попадает под определение «искусства» расширились. С другой стороны в этих работах есть некая сущность, некое метафизическое измерение, устремленность за пределы нашего повседневного чувственного мира, что и делает их искусством в противоположность многим другим работам, которые за искусство выставляются, но являются таковым в гораздо меньшей степени. Можно сказать, что такими средствами человек сумел передать свой духовный опыт. В то же время эти работы достаточно сложно приписать к какому-то определенному разделу искусства или культуры, они находятся на «развилке» между «наивным искусством» и искусством «аутсайдеров», противопоставляющи серой обыденности потрясающую нестандартность своей души».

Сам Лёвочкин никак не определяет свой стиль. И в то же время не считает свои произведения «сувенирами» или «макетами», называя их «сооружениями уличного типа». Каждое, с пунктуальностью, характерной для машиниста метро, подписывает точной датой и временем «введения объекта в эксплуатацию». Улицу Вековую, на которой живет, автор переименовывает для себя в улицу Деревянное зодчество и мысленно располагает на ней собор, церковь, мельницу, монастырь, часовню и другие «объекты», а свою квартиру называет «площадью Деревянного зодчества». Воображение художника расширяет окружающее его тусклое пространство повседневности и заставляет играть всеми красками самобытного таланта. 90-е и нулевые годы для него словно и не существуют, Лёвочкин выпадает из времени, будто его сознание навсегда заморожено на исторической метке: «советское время». Дневник Лёвочкина раскрывает для нас тайники творческого процесса, которому была посвящена треть его жизни.

Трудно точно сказать, когда в душе заурядного машиниста метро произошел духовный переворот. Чета Лёвочкиных представляла собой обычную семью, успешно справляющуюся со своей работой (о чем свидетельствуют почетные грамоты) и путешествующую в отпусках по традиционным для всех маршрутам - Крым, Прибалтика, Поволжье, Кавказ. Может быть, здесь сыграла свою роль гибель их ребенка, умершего во время родов, может быть поездки в Троице-Сергиеву Лавру и возможные встречи с монашествующими, о чем, впрочем, остается только гадать.

Свой храм Христа Спасителя Лёвочкин воссоздает в 1985 году, но позднее переименовывает его в память о скоропостижно скончавшейся жене в церковь святой Лидии. Эта работа не имеет ничего общего с произведением К.Тона, но видимо как-то связана с ним в духовном сознании автора. Но вот что пишет об этом сам автор: «В 1967 году у меня была мысль построить этот храм на лад своего типа и конструкции, но главное, какой бы он ни был: прошлое не вернешь, но зато есть такой, какой есть в данный момент в натуре и фото».

Особое место экспозиции уделено глубокому чувству Николая к Лидии, которое приобретает какое-то особенное напряжение после ее смерти. В строках белых стихов, посвященных жене, сквозит соприкосновение с вечностью и терпеливое ожидание приближающейся встречи: «Любовь не может разлучить с тобой - мой друг». И в этом смысле вернисаж открывает второе измерение души художника – любовь к близкому человеку.

Уходя с выставки, у вас возникает странное ощущение парадоксальности и контраста между заурядной внешностью, «обыкновенностью» этого человека и уникальностью, неповторимостью его души. Пусть его работы выполнены на уровне гран-при архитектурного кружка «Детского Дома творчества» и не дотягивают до высокого искусства. Но так творила его душа, прорываясь сквозь обволакивающий туман пошлой повседневности. И разве не вызывает уважения пусть и не совсем успешная, но все же попытка найти свой путь в искусстве, состояться как творческая личность, не разменяв отпущенный Богом дар на пятаки?

Скромный незаметный человек прошел по обочине этой жизни, глубоко сконцентрировавшись на своем внутреннем мире. И перед тем как сесть в поезд, уносящий в вечность (он умер в 2007 году), успел создать свой необычный, так похожий на сказку мир, который становится откровением даже для тех, кто не верит в сказки.

фото автора

"Выставка работ Николая Лёвочкина в МУАРе не «наивное искусство», а кощунство".

Михаил Филиппов, архитектор, лауреат Международных конкурсов архитектуры.

Выставка работ Николая Лёвочкина в МУАРе не «наивное искусство», а кощунство. Наивное искусство - это целая традиция, связано с народным творчеством, а работы Лёвочкина даже не тянут на термин «вкусовщина». Люди, далекие от Церкви поднимут нас на смех. Дескать, Церковь уже дошла до такой безвкусицы и вытаскивает все это в качестве Православного искусства. Это просто грех, сооружать такие поделки и наляпывать на них святые иконы. Я это воспринимаю как личное оскорбление.

Мы и так наблюдаем в нашей современной архитектуре сплошное уродство и халтуру. Я в течении долгих лет борюсь за то, чтобы вернуть художественные качества в архитектуру, но пока не всегда успешно. Например, недавно православный храм в Париже сделали в виде стеклянного супермаркета. Такая форма храма дискредитирует Православие. Теперь вот МУАР выставляет такие поделки. Это же работает против Церкви. Русскую православную Церковь всегда отличало от всех остальных конфессий то, что она сумела воспринять все лучшее, что есть в мировой христианской архитектуре.

У нас есть все типы храмов, созданые на Западе и Востоке. Мы приняли и барроко и классицизм. Не приняли только модернизм и всякие архитектурные выкрутасы, этакие новообразования, рожденные в 20-м веке. Например, как собор Саграда Фамилия каталонского архитектора Антонио Гауди (символ Барселоны). Очевидно, что этот памятник Гауди построил самому себе. И вот теперь мы начинаем откатываться с прежде занимаемых позиций, считая, что имеем право высасывать из пальца эти безобразные формы и демонстрировать их всему миру.

На самом деле все это навязан в 20 веке модернизмом и отнюдь не является искусством. Ты можешь заниматься этим дома, как чеканкой, резьбой или выжиганием по дереву, но вряд ли стоит выставлять на всеобщий обзор. Изобразительное искусство в лучшем положении - все понимают, что иконы так примитивно делать нельзя. А вот с архитектурой просто беда. Может быть потому, что у древнерусской архитектуры нет никакого канона, она имеет огромное количество формообразований, самых великолепных, но канонической формы нет. А может быть от того, что люди выросли в спальных районах и им кажется, что архитектуры уже нет. Но нельзя же так делать, на мой взгляд - это грех. 

"Творчество Лёвочкина вправе занять свое место в разделе «наивного искусства»".

Андрей Гозак, архитектор, историк архитектуры

Я приветствую любой такой тип деятельности, хотя лично для себя не нашел в работах Николая Лёвочкина ничего нового. У меня нет не восхищения, не удивления, я много всего такого видел. Есть целое течение, которое называется «примитивная» или «наивная архитектура». «Наивная» - очень точное слово, потому что с одной стороны связано с непрофессионализмом, а с другой с каким-то детским или «сумасшедшим» (в смысле отклоняющимся от нормы) взглядом. То же самое было в живописи 20 века и очень ценилось как некое незнание профессиональных канонов, но одновременно и как некий процесс фантастического проектирования. Есть даже книга под названием «Фантастическая архитектура», где собраны необычные дома. Если бы я знал автора лично, то наверно мог бы сказать – он сумасшедший или полусумасшедший. В том смысле, в каком были таковыми Пикассо или Дали. Хотя сюрреализм я люблю, например меня восхищают работы Рене Магритта. Тем не менее Лёвочкина можно назвать самобытным автором и видимо так проявилась творческая жизнь его души. Подобных людей очень много во всем мире и к ним проявляется серьезный интерес. Где-то раз в 10 лет выходят целые каталоги работ таких непрофессиональных художников, иногда под рубрикой «Архитектура без архитекторов». И даже многие профессионалы подстраиваются под этот «наив», чтобы получить популярность, заработать деньги. Так, на мой взгляд, поступал Анри Руссо, которого я очень люблю. Поэтому могу сказать, что творчество Лёвочкина вправе занять свое место в разделе «наивного искусства», хотя многих архитекторов это шокирует. Им кажется это безвкусным, тяготеет к кичу и самодеятельности.